В России началось фактически единоличное правление Петра Первого, хотя Иван ещё был жив.
И Петр с друзьями после долгих тревог и трудов решил расслабиться и поехал с друзьями в любимый Кокуй к любимому швейцарцу Лефорту, шотландцу Гордону и им подобным – пить, курить, кутевать неделями. Кокуйскому братству здорово повезло – победила сторона их воспитанника, который их не забыл и не оставил, а приехал к ним уже в статусе законного царя и с огромными государственными деньгами. Удача кокуйским пропойцам и авантюристам улыбнулась, не прогадали, фарт.
А страной стала уверенно править вместо Петра мать – Наталья Нарышкина, всё-таки добилась своего “Медведиха”, которая до самой своей смерти и близко не допускала Петра “к рулю”, к управлению, сама шесть лет наслаждалась властью.
Все начатые Софьей государственные реформы в грубой форме были осмеяны и прекращены. А не по годам мудрая Софья начинала важные для государства реформы: в области просвещения – была открыта Славяно-латинская академия, в которую позже издалека притопал Михаил Ломоносов; готовился проект университета, Голицын собрал большую библиотеку научных книг. Голицын и Софья владели многими иностранными языками; в области судопроизводства были задуманы кардинальные изменения, чтобы ускорить судебные процессы и уменьшить мздоимство; в области земледелия производились реформы с целью их большего закрепления за служилыми людьми, чтобы больше войска перевести на регулярную основу; в крепостном вопросе – был введён запрет возвращать в крепостную неволю крестьян, убежавших в города, а Голицын готовил проект освобождения крестьян от крепостничества и перевода их с барщины на оброк. Все эти важные для страны реформы были остановлены.
Именно в этот период Петр фактически оставил свою русскую жену и царевича Алексея и стал жить “гражданским браком” с дочерью немецкого виноторговца Монса.
Традиционный православный образ царя на Руси явно не подходил разгульному, выросшему среди иностранцев Петру. Более того, всё родное, отечественное у прозападного максималиста Петра не вызывало тёплых чувств, даже наоборот, как отмечает историк Валишевский – в Митаве молодой Петр поразил своих многочисленных иностранных гостей “насмешками над нравами, предрассудками, варварскими законами своей родины”. Нам это знакомо, мы часто и сегодня видим немало современных молодых людей, преклоняющихся перед Западом, эдакие антигерои Фёдора Достоевского “бесы”-Карамазовы, для которых “ничего нет приятнее ему, как объявить банкротство России во всех отношениях перед великими умами Европы”.
В данном случае можно сказать, что в каком-то смысле России “повезло” – ведь это был не просто “голый” критик Отечества, а царь, желающий перестроить Россию по западному образцу.
Петр открыто презирал все народные обычаи и традиции. Он сбросил парчовые царские одежды, нарядился в иноземные камзолы и вызывающе пыхтел трубкой, пуская дым через ноздри яко бесовское чудовище, от которого шарахались добропорядочные верующие.
Поведение царя было вызовом народу и его традициям. Для полного иностранного комплекта и шика не хватало иностранной подружки, и она вскоре появилась.
В начале 1690 года, когда царица Евдокия была на последнем месяце беременности, Петр на очередном кутеже в Кокуе приметил новую подружку Лефорта Анну Монс, дочь кокуйского виноторговца, попросил познакомить, а затем и одолжил – понравилась, и “Монсиха” стала его любовницей, а для всех окружающих страшной тайной, за разглашение которой грозила смертная казнь.
Рождение 19 февраля 1690 года первенца – сына Алексея ситуацию не изменило. “Царь-кутилка”, так стали называть в народе Петра, построил в Кокуе своей Анхен каменные хоромы за государственные деньги и выделил ей по тем временам огромные деньги на содержание – 708 рублей. Народ стал её называть “Кокуйская царица”. Таким образом, в России оказалось две царицы: одна законная и нелюбимая, а другая любимая кокуйская, которая оказывала большое влияние на царя, поэтому к ней “в обстановке секретности” потянулись различные просители, ходоки.
При этом надо понимать ситуацию в обществе в то время, чтобы понять – какой для народа был шок: царь-батюшка при живой жене связался с иностранной девкой из Кокуя. Это уже была своеобразная реформа сознания, ломка “устаревших” стереотипов, очередная “шоковая” терапия Петра.
Ещё четыре года подряд кутил молодой российский царь. Евдокия родила ему ещё двоих сыновей, Александра и Павла, а он одаривал “Монсиху” дорогими подарками, опять много раз собирал “Всепьянейший и Всешутейный собор” и продолжал ходить в 20-летнем возрасте в шутейные детские походы со своими шутейными войсками. В это время Россией правила его мать.
В 1693 году Петр с компанией решили развеять скуку и “проветриться”. И из душного угарного Кокуя по совету иностранцев отправился с друзьями в путешествие к иностранцам в Архангельск. В Архангельске впечатлился кипучей жизнью иностранных торговых контор и особенно красивыми иностранными кораблями, заказал строительство корабля у голландцев и в местной верфи приказал построить два корабля. Это были его первые реальные государственные дела. Во время этого путешествия посетил Соловки, проводя время, как и прежде, в постоянных кутежах.
В январе 1694 г. умерла его мать-правительница Наталья Кирилловна Нарышкина. Теперь необходимо было взять руль управления государством Петру. С чего начал Петр свою государственную деятельность? Теперь Петр мог сполна насладиться властью, использовать государственный ресурс для своих потешных игр, для увеличения их масштабности. Оказалось, что в возрасте 22 лет Петру хотелось играть в детские игры, только в гипертрофированном масштабе – и в 1694 г. он организовал “потешный” Кожуховский поход, в котором одни играли русских, а другие его подданные – противников, поляков, причём в роты поляков загнали 7,5 тысяч дьяков и подъячих, оторвав их от непосред– ственных государственных дел. В результате этой самой масштабной потехи Петра было реально “убито с 24 персоны пыжами и иные случаи, и ранено 50”.
Желание играть и потешаться у Петра не пропадало, и он решил организовать ещё более масштабный военный полупотешный поход против реального врага. Глянул по сторонам – с Польшей подписан недавно вечный мир, Швеция очень сильна, не по зубам; осталось южное направление – а там крымские татары и турки. Кукуйская компания решила идти не к Черному морю, что было геополитически важно, а чтобы не слишком раздражать Османскую империю – к Азову, против татар.
В 1695 году 23-летний Петр писал Апраксину: “Шутили под Кожуховым, а теперь под Азов играть идём”.
В поход против Крымского ханства Петр двинулся весной 1695 г. с 50-тысячной армией в надежде на поддержку казаков под псевдонимом “Петр Алексеев”. Петр сменил руководство русской армии и назначил генералами своих любимых иностранных друзей-пьяниц: Лефорта, Гордона, Никиту Хотову досталась должность генерал-президента – начальника походной канцелярии, был у него и свой генералиссимус – Шейн, другим кокуйским балбесам-развратникам достались меньшие должности.
Весь поход и тысячи жизней спасло то, что Петр оставил во главе одной из армий серьёзного Б.П. Шереметьева, который шел со своей армии отдельно от Петра вдоль Днепра и успешно брал крымские крепости. Петр же со своей армией безо всяких препятствий, благодаря отвлекающим маневрам казаков, дошел до Азова. Вот тут и проявилась во всей “красе” вопиющая бездарность Петра и его шутейных генералов. Несколько месяцев русская армия безуспешно штурмовала Азов, неся огромные потери. Затем Петр решил: чтобы уморить защитников крепости голодом, необходимо организовать блокаду с моря. И со всех соседних областей стали сгонять в разгар сельхозработ в кандалах крестьян для постройки флота. Попутно оказалось, что нет специальных навыков строить большие корабли, поэтому стали строить плоты и лодки.
“Вековые дубовые леса в Воронежской губернии были вырублены во имя постройки каких-то двух десятков кораблей. Миллионы брёвен валялись ещё десятки лет спустя, свидетельствуя о хищнической бессис– темной вырубке лесов. Целая лесная область была превращена в степь, и в результате верховья Дона перестали быть судоходными. 35 же построенных кораблей сгнило в водах Дона”, – отметил в своём исследовании наш соотечественник из Аргентины Б. Башилов (Поморцев).
В результате военный поход, задуманный на несколько месяцев, затянулся на полтора года. Вот тут-то жизнь заставила Петра впервые в жизни стать серьёзным. Петр не хотел опозориться и развивал бурную деятельность. Крепость не покорялась, сколько тысяч было загублено в этой войне солдат и крестьян – одному Богу известно. Когда построили на Дону 100 плотов, 300 лодок и 1300 стругов – в конце весны 1696 года поплыли этой ярмарочной кавалькадой блокировать Азов.
Турки, видя большое упорство российского царя, решили догова– риваться и сдали Азов “на договор, а не военным промыслом”. Для закрепления успеха Пётр застолбил захваченное побережье закладкой крепости Таганрог. Много пошло на строительство Таганрога денег, леса и людских жизней. Забегая немного вперед, следует сказать, что захват Азова и строительство Таганрога оказались бесполезной тратой жизней и всех ресурсов, ибо в следующем неудачном походе против турок Петр потерпел поражение, с большим трудом избежал плена и вынужден был всё отдать туркам.
Но тогда – в 1696 году, Пётр решил, что в борьбе за моря с Турцией он справится, и что задача выхода на Балтийское море была намного тяжелее, ибо в этом случае необходимо было столкнуться с мощнейшей и лучшей европейской армией, главным военным хулиганом Европы – Швецией.
Кстати, в 1696 году умер его брат Иван, и на двухместном троне Петр остался один. В походе на Азов Петр столкнулся с суровой реальностью и стал менять своё всепьянейшее шутейное мировоззрение на более реальное, он стал взрослеть.
Благодаря иностранцам Петр неплохо ориентировался в европейских делах и прекрасно понимал, что вопрос выхода на балтийский берег с наскока решить не получиться, необходима длительная программа подготовки, особенно в ущербной части русской армии – флоте. И решая эту главную задачу, а также попутную – приобрести союзников против Турции, царь в 1697 году с большой группой соратников в количестве 250 человек, названной Великим посольством, поехал в “служебную командировку” в Европу. Союзников в Европе, кроме Польши, Пётр не приобрёл, но пользы на голландских и английских верфях получил много. Хотя ему следовало бы учиться управлению государством, экономикой, военным премудростям, а для того чтобы научиться правильно строгать и строить корабли, мог командировать на учёбу плотников и строительных мастеров.
В Западной Европе стало намного веселее – все наблюдали за российским царём-плотником, матросом и т.д. “Может Пётр не понимал, какое впечатление на всех окружающих производят его романы то с английской актрисой, то с матросской девкой из Саардама…”, – отмечал А. Буровский.
Петр фанатично преклонялся перед Западом, но так хорошим ма– нерам там и не научился – до, во время пребывания и после Петр одинаково невежественно вёл себя за столом, употребляя много алкоголя и лапая девок.
“Современников, потом историков поражала прожорливость царя… Для него не существовало приличий, правил поведения за столом – он в любом обществе чавкал, набивал рот едой (оттуда падало), рвал пищу руками, не обращая никакого внимания на то, как реагируют сотрапезни– ки. Но точно так же для Петра не было правил поведения и в ещё более деликатной сфере жизни…”, – отмечал А. Буровский.
С этим восточным варваром пытались о чём-то договориться европейские монархи, о чём-то тайно шептались, кроме плотницкого дела познакомили его с масонскими премудростями, а с другой стороны ходили слухи, что Петр собирался перейти в католичество, и уже было собрался ехать к Римскому папе, но события в России вынудили возвращаться домой. Когда Петр ехал через Польшу его сопровождал папский нунций иезуит Залевский. Только в Польше Петр добился дипломатического успеха. Польский король Август Второй был одновременно и королём Саксонии и согласился заключить союз с Россией против давнего врага Польши – Швеции.
Пётр вынужден был срочно возвращаться в Россию, ибо взбунто– вались четыре стрелецких полка. После Азовского похода стрельцов не вернули в Москву к своим семьям, а расквартировали в различных южных городах, исходя из “гениального” замысла Петра: чтобы не тратить финансы на армию, он разбросал войска по стране, чтобы они сами себя кормили за счёт местных жителей.
Стрельцы потребовали выплатить им денежные долги и вернуть их к семьям, которые были в Москве и под Москвой. Борис Башилов утверждает, что были и накопленные идеологические претензии:
“Начиная с 1695 года последний Патриарх Адриан уже прекратил обращения, послания, окружные грамоты к народу… Отмена шествия в Неделю Ваий, крестных ходов на Богоявлении, в Цветную неделю было воспринято стрельцами как превышение Петром прав царя и послужило основной причиной восстания стрельцов в 1698 году”.
Когда после смерти матери Петр стал править Россией, то по совету своих кокуйских собутыльников-масонов он первым делом придавил церковь и начал запрещать церковные обряды, но я считаю, что основной причиной недовольства голодной регулярной армии были причины эко– номические и негуманный необоснованный отрыв стрельцов от семей, которые пошли на войну в 1695 году и уже четвёртый год не виделись с родными.
Уезжая в Европу, Петр оставил Россию под присмотром своих кокуйских дружков и верного друга детства Ф. Ромодановского, которому современник тех событий князь Б.И. Куракин дал такую характеристику: “собою видом как монстра, нравом злой и тиран, превеликой нежелатель добра никому, пьян по вся дни…”, – то есть “духовный брат” Петра.
Ещё до возвращения Петра со стрельцами разобрались, провели следствие, монстра Ромодановский отрубил 56 голов, остальных стрельцов сослали по тюрьмам и обратно к месту службы, и стрельцов продолжали морить голодом. Находящийся в Европе Пётр, наблюдая за различными странами, сравнивая, задумал провести в России ради– кальные реформы, “перестройку”. А своевольные стрельцы, постоянные возмутители спокойствия “достали” Петра с детства, и Пётр решил закрыть проблему со стрельцами раз и навсегда, причём в редкой по своей жестокости форме.
Прибыв в Москву, Петр не поехал домой к законной супруге-царице, а сразу направился к “Монсихе” в Кокуй и, насладившись её обществом, отправился в Преображенское, куда Петр, приближаясь к Москве, приказал привезти уже ссыльных стрельцов для образцово-показательного ужаса, хотя они уже были наказаны.
“…30 сентября (1698 г.) совершилась первая казнь в селе Преображенском: Петр Великий собственноручно отрубил головы пятерым стрельцам, – отметил Костомаров. – 30 сентября было повешено у Покровских ворот 196 человек, 11 октября – было казнено 144 челове– ка, 12 октября – 205, 13 октября – 141”.
Таким образом Петр Первый совместил две функции – царя и палача. Петр стал палачом и получал от этого нескрываемое удовольствие.
Стрельцам не сразу отрубали головы, предварительно их страшно пытали. Пётр лично разработал инструкцию пыток “Обряд, как обвиняемый пытается”. Сейчас некоторые люди увлекаются “ужастиками” – смешно по сравнению с тем, что творил Петр, когда накладывал своей рукой резолюцию: Смертию не казнить. Передать докторам для опытов”. Петр сам любил быть в роли “учёного доктора” и экспериментировать в пытках людей. Известен случай, когда приехавшие из Шотландии друзья Гордона и Брюса искали Петра и компанию и забрели в пустые пыточные избы, залитые кровью, но услышав душераздирающие крики в отдалённой избе, зашли туда и застали самого Петра за изощрёнными пытками. Недовольный пришедшими иностранцами Петр глянул на шокированных шотландцев свирепым взглядом, и те бросились бежать. Им повезло, что рядом с Петром было мало помощников, ибо один офицер их догнал и настоятельно потребовал вернуться, зайти в дом к Ромодановскому, но шотландцы, предчувствуя беду, отказались выполнить приказ и ускакали подальше.
“Когда в пытошные избы пришел Патриарх, просить пощады для стрельцов, Петр буквально выбросил его вон. Несколько священников казнили только за то, что они молились за несчастных”, – отметил А. Буровский.
Воспользовавшись “страшным временем” Петр под шумок кровавой вакханалии расправился наконец-то с нелюбимой женой, родившей ему троих сыновей, – постриг в монахини, насильственно разлучил с сыном и заточил 26-летнею царицу Евдокию Федоровну под именем “монахиня Елена” в далёкий Суздальский Покровский монастырь, запретив ей видеться с сыном Алексеем, а чтобы ей в монастыре не было скучно – постриг и её сестру Марфу.
Петр решил из казней сделать потеху и одновременно измазать кровью убиенных своих приближённых, сделать их солидарными палачами. “Каждый боярин, – писал знаменитый историк С.М. Соловьёв, – должен был отсечь голову одного стрельца: 27 октября для этой цели привезли сразу 330 стрельцов, которые и были казнены неумелыми руками бояр. Петр смотрел на зрелище, сидя в кресле, и сердился, что некоторые бояре принимались за дело трепетными руками…
17 октября приближенные царя рубили головы стрельцам: князь Ромодановский отсек четыре головы; Голицын, по неумению рубить, увеличил муки доставшегося ему несчастного; любимец Петра, Алексашка (Меншиков), хвалился, что обезглавил 20 человек”. “Неумелый” Долгорукий с трясущимися руками рубанул стрельца по спине, тот начал в страшных муках корчиться, но тут на помощь подоспел весёлый Меншиков и ловко отрубил несчастному голову.
Всего казнили несколько полков стрельцов – более 2 тысяч. Священникам из восставших стрелецких полков головы не отрубали, – их вешали кощунственным образом на специальной виселице в виде креста, и вешал их палач, одетый в одежды священника.
При этом я жалею читателей, избегая описания ужасных пыток, в том числе и прогрессивных европейских – колесованием, в которых принимал участие Петр. А про “обычные” писал Костомаров:
“По свидетельству современников, в Преображенском селе еже– дневно курилось до 30 костров для поджарки стрельцов. Сам царь с видимым удовольствием присутствовал при этих истязаниях”. “В Преображенском приказе начались ужасающие пытки стрельцов, – писал в своём исследовании С. Платонов. – Перед окнами кельи насильно постриженной Софьи по приказу Петра было повешено несколько стрельцов”.
На самом деле напротив окна кельи Софьи Пётр демонстративно повесил 200 стрельцов. А трупы последних пятерых несчастных болтались перед окнами Софьи почти пять месяцев. Пётр получил от народа адекватное прозвище – “царь-мироед”, “царь-антихрист”.
Можно добавить, что Петр Первый был царём-деспотом, кровавым тираном, кровавым монстром, земным Сатаной. Сверхжестокость Петра к стрельцам можно было объяснить и детскими впечатлениями по Фрейду и Юнгу, засевшим дважды страхом, определённой виновностью самих стрельцов и врожденными тёмными нечеловеческими наклонностями Петра. Его душу невозможно назвать человеческой, его мерзкая цинич– ная дьявольская сущность получала наслаждение от чужой страшной боли, от страшных мук. Часто говорят о неком далеком Аде, и даже им пугают, но выше мы видели, что бесспорно – Ад реально существует на планете Земля, Ад организовывают конкретные люди, и придумать что-то ещё более ужасное и больное чем придумывал “великий” Петр Первый весьма затруднительно. Румынскому князю Владу Дракуле, даже здорово приукрашенному буйной фантазией английского “голубого” писателя Брэма Стокера, далеко до “подвигов” Петра Первого.
Более 15 лет – до 1713–1714 гг. у Спаcских ворот Кремля болтались на виселицах высохшие трупы стрельцов, пугая людей, заставляя их гнетом страха смириться с ужасным монстром.
Стоит обратить внимание на тот факт, что ещё до кровавой расправы над стрельцами во время войны с Турцией в 1696 году Петр удивил многих своим жестоким отношением к народу, к крестьянам и казакам. Крестьян грубо, насильственно выгоняли из родных деревень и гнали на юг – одних валить воронежские леса для строительства донских струг, а других – в азовские степи для заселения освобождённых от татар земель. По старой традиции многие свободолюбивые крестьяне пытались бежать. Но не тут-то было, специальные военные отряды отлавливали беглецов, избивали, клеймили раскалённым железом, как животных, и возвращали обратно.
Такого отношения к собственному народу мы не встречали ещё в истории России. Народ для Петра был не иначе как – “подлый народ”. Да и не поворачивается язык сказать относительно Петра и русского народа: “его народ”, “отношение Петра к своему народу” и т.п. Это был для Петра некий чужой рабский народ.
Это надменное, презрительное, унизительное, “не родное” и свире– пое отношение к своему народу отразилось не только в сверхжестоко– сти к стрельцам и крестьянам, но и более высоким слоям российского общества. “Предок знаменитого археолога Снегирева – Иван Савин рассказал, что в его присутствии Петр убил слугу палкой за то, что тот слишком медленно снял шляпу…
Когда адмирал Головкин сказал, что ему не нравится уксус, Петр схватил большой пузырек с уксусом и влил его содержимое в рот своему любимцу… В январе 1725 года восьмидесятилетний старик из известной фамилии Матвей Головин должен был, согласно приказу, участвовать в шествии одетым чертом. Так как он был глубоко верую– щим человеком и отказался, то его по приказанию Петра схватили, раздели догола, надели ему на голову картонный колпак с рожками и в продолжение часа заставили сидеть на льду на Неве. Он схватил горячку и умер…
Петр в моральном отношении стоит несравненно ниже даже Ивана Грозного. Набезобразничал без всякого политического смысла он больше. Погубил людей без всякого смысла тоже больше. Иван Грозный грешил, но потом каялся. Убив в состоянии запальчивости непреднамеренно своего сына, Иван Грозный несколько дней в отчаянии просидел у гроба царевича Ивана.
Петр предательски нарушил данную царевичу Алексею клятву, что он его не тронет. И предательски отдал под суд окружающей его сволочи. Присутствовал при его пытках и преспокойно пел на панихиде по задушенному по его приказу сыну. И тем не менее для историков Иван Грозный “безумный изверг”, а Петр Первый – “беспорочный гений”?!” – возмущался Б. Башилов.
Странно избирательно Петр Первый копировал западноевропей– цев – всё, что тогда было в Европе самое новое и ценное: парламента– ризм, расцвет предпринимательства, гражданские свободы и т.п. – Петр не перенял, не перенёс. А древние русские купеческие роды и купеческие дома запросто уничтожил, заменил их торговыми “фирмами” – “кум– панствами”, которые так и не прижились на русской земле.
Огромное количество книг и учебников превозносят славу Петру Первому за его материальные достижения, и в редчайших случаях скромно отмечают его некоторые минусы…
На фоне всех сатанинских поступков Петра неудивительно его отно– шение к Церкви. Когда в 1700 году умер последний Патриарх Адриан, то Петр не разрешил избирать нового, и сделал длительную паузу, фактически упразднив пост Патриарха. И во главе русской православной церкви поставил иностранца-поляка Стефана Яворского, назвав его должность – “Блюститель Патриаршего престола”, на этой должности Яворский был до 1721 года.
Петр присвоил себе титул “Отец Отечества” – такой титул может носить только духовное лицо. Петр, не поставив Патриарха, таковым себя и считал – и царём и патриархом, а учитывая, что он был монст– ром, антихристом и сатанистом, то ситуация в России была печальной и трагической.
Организованный Петром “Всешутейный и Всепьянейший собор” был публичным кощунственным святотатством и сатанинским глумлением. Петр “естественным образом” возмутился избыточным количеством, по его мнению, “бородачей”, священников и сократил их количество исходя из нормы 1 священник на 150 дворов. Остальных – лишних священников отправили в солдаты или к помещикам в крепостные. А в 1721 году Петр учредил министерство по церковным делам – Святейший Синод, главу которого назначал Петр.