Именно мысль властвует над яростью хаоса.
Елена Рерих
О Михаиле Лермонтове (1814–1841) скажу совсем кратко – гений поэзии и бунтарь. Но, несмотря на то, что Лермонтов был тотальным бунтарем – один против всех и вся, “на нервах”, но он верно уловил главное:
Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит её рассудок мой!
А вот для сравнения позиция декабристов, высказанная П. Я. Чаа– даевым (1794–1856), который вступил в масонскую организацию, возвращаясь с войны в Россию, в Кракове в 1814 году:
“Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами…” – а с открытыми не мог, и начинал критиковать, начиная от социальных порядков и заканчивая тотальной критикой русского народа:
“Ни одна великая истина не вышла из нашей среды… В крови у нас есть что-то такое, что отвергает всякий настоящий прогресс” – а это уже на грани ненормальности, патологии.
Вот в чём трагизм недоразвития и путаницы. Для сравнения, уровень Пушкина и Лермонтова демонстрировал Фёдор Иванович Тютчев (1803–1873), много лет проживший за пределами России – в “цивилизованной” Европе, однако написал въезжая в Россию:
Эти бедные селенья,
Эта скудная природа -
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа!
Не поймёт и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной…
А ведь мог написать как Радищев. И декабристам объяснял своим знаменитым патриотическим:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать –
В Россию можно только верить.
Ф. Тютчев был младше Пушкина на пять лет, но мудрел даже быстрее А. Пушкина, и на юношескую бодливую “Вольность” А. Пушкина ответил:
Но граждан не смущай покою
И блеска не мрачи венца…,
и дал точную оценку декабристам – “жертвы мысли безрассудной”. Но оптимистически надеялся на благоразумие и единство:
Опально-мировое племя!
Когда же будешь ты народ?
Когда же упразднится время
Твоей и розни, и невзгод.
И грянет клич к объединенью,
И рухнет то, что делит нас?
Мы ждём и верим Провиденью:
Ему известны день и час…
Но чтобы упразднилось время розни, необходимо было, чтобы не было такой разности в сознании, чтобы уровень сознания введенных в заблуждение российских масонов, “декабристов, бунтарской молодёжи был выше, одинаков с лучшими умами России. М. Лермонтов пытался своим поэтическим ликбезом ликвидировать эту отсталость в своём произведении “Пир Асмодея”, в котором помощник Сатаны докладывает Сатане:
На стол твой я принес вино свободы,
Никто не мог им жажды утолить,
Его земные опились народы
И начали в куски короны бить.
Знаменитый писатель О. Бальзак, свидетель масонской атаки на Францию, и внимательно наблюдавший за жизнью, обратил внимание: “Современное равенство, разлившееся сверх меры в наши дни, вызвало в частной жизни, в соответствии с жизнью политической, гордыню, самолюбие, тщеславие – три великие и составные части нынешнего социального “я”” (роман “Биатриса”).
Это подметил и философ Тютчев: “О, нашей мысли обольщенье, ты, человеческое Я”. Тютчев был даже философом-мистиком:
Тени сизые смесились,
Цвет поблекнул, звук уснул,
Жизнь, движенье разрешились
В сумрак зыбкий, в дальний гул
Мотылька полёт незримый
Слышен в воздухе ночном.
Час тоски невыразимой!
Всё во мне, и я во всём.
И на этом пути пришел к верным ведическим (“языческим”) воззрениям в своём знаменитом:
Не то, что мните вы природа,
Не слепок, не бездушный лик…
Ф. Тютчев, долго живя в Европе, внимательно наблюдал за умами европейских политиков и пришел к интересным выводам:
“Давно уже в Европе существуют только две действительные силы – революция и Россия. Эти две силы теперь противостоят одна другой, и может быть, завтра они вступят в борьбу”.
Фактически, исходя из глубинных интенций Запада, он предсказал Крымскую войну.
Выше мы наблюдали, как А. Пушкин обнаружил новую негативную тенденцию, связанную с появившимися в России ростовщиками, и его реакцию. В этом случае даже либеральный П. Чаадаев возмутился:
“Странное дело! В конце концов, признали справедливым возмущение против привилегий рождения (монархии)… между тем всё ещё находят несправедливым возмущение против наглых притязаний капитала, в тысячу раз более стеснительных и грубых, нежели когда-либо были притязания происхождения”.
Эту капиталистическую тенденцию противостояния злата и души, злата и Родины обнаружил Николай Гоголь (1809–1852) и решил ярко показать ее в произведении “Тарас Бульба” и особенно в своем блестящем произведении “Мертвые души”, в котором пытался показать, как новая тенденция злата и корысти убивает в живом человеке живую душу, и ходят живые трупы.
Несмотря на критику “немытой России” и “мундиров голубых”, на этой опасной тенденции решил заострить внимание и Михаил Лермонтов в своей притче “Преступник” (1829 г.), в которой “герой” – эдакий “новый русский” пропитанный “прогрессивными” веяниями, был недоволен своей “малой Родиной” – семьей, отцом, родной “варварской” деревней и удрал из отеческого дома в поисках свободы и злата и – … в лесах, изгнанник своевольный, двумя жидами принят я.
Результаты лихого разбоя оказались для “героя” весьма трагич– ными – родная деревня разграблена и сожжена, а отца нашего “героя” новые друзья по мировоззрению убили. Вот только тогда над могилой отца его встряхнуло, он ужаснулся от происходящего, от себя самого, начал прозревать:
Гляжу: сырой ещё бугор…
Над ним лежит топор с лопатой,
И конь привязан под дубами,
И два жида считают злато…
И прозревший “герой” страшно мучился и казнил себя, и в этом настроении расправился с коллегами по преступному бизнесу – одного утопил, другого повесил. Вот таков конец этой печальной нравоучительной истории Лермонтова, вывод которой, конечно же, не в убийстве преступных сообщников, а в важности верного мировоззренческого выбора.
Федор Тютчев также пытался звонить в колокол и достучаться до русского человека в статье “Россия и Германия”, книге “Россия и Запад” и в стихах пытался объяснить русскому человеку о европейских “цивилизованных” политиках и либералах:
Напрасный труд!
Нет, их не вразумишь:
Чем либеральней, тем они пошлее;
Цивилизация для них фетиш,
Но недоступна им её идея.
Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В её глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.
Кому были посвящены последние строки этого стихотворения, и кто противостоял Пушкину, Гоголю, Лермонтову и Тютчеву – мы рассмотрим в следующей главе.